Название: Осколки жизни Автор: Аревика Дневник автора: [здесь] Бета: Virel Жанр: angst Пейринг: Лави/Канда Рейтинг: R Статус: закончен. Размер: мини Краткая аннотация: Иногда мы совершаем поступки, о которых жалеем всю жизнь. Но люди прекрасны в своем несовершенстве. Дисклеймер: Не мое. Да и вообще, бедные мы, неимущие... От автора: Писалось на заявку KandaHime. Заранее каюсь, ибо исковеркала условия как только могла. Но иначе не получилось. Остается только ждать приговора и щедрых тапков)))) Размещено: с разрешения автора.

Тугие плети невидимой тоски стягивают сердце, сдавливают, выжимая из него пульсирующие волны страха, отравляющие своими каплями все нутро. Лави ежится от обжигающих прикосновений ледяного ветра, перетекающего в комнату через открытое окно. Потоки неспешного воздуха шевелят белоснежные шторы, напевая какую-то свою грустную песню. Лави тоже грустит. Ему холодно в этом пустом пространстве, в котором нет больше никаких запахов. Книжнику бы очень хотелось ощутить аромат лотоса. Наверно, потому что лотос ассоциируется у него с ним. Или потому что этот запах нигде больше не встретишь в Англии и не почувствуешь, кроме как рядом с ним. Не важно. Так или иначе, все всегда сводится к нему. Тихий вздох, закрытые глаза. Что же с ним творится? Лави и сам не знает. Но, определенно, что-то не то. Разве нормально в восемнадцать лет бояться одиночества? Тем более, что до встречи с ним, ты за собой этого не замечал. Разве нормально все время искать близости, чтобы вдохнуть легкий запах, присущий только лишь ему? Разве нормально выть от тоски, когда не видишь перед собой темноволосую макушку иссиня-черных волос? Это болезнь. И, кажется, Лави знает, как она называется. *** Когда боль разрывает тело пополам, когда толчки становятся быстрее и резче, когда уже нет сил кричать искусанными в кровь губами, Лави просто подается вперед и целует его. Да, Книжник добился своего: теперь они любовники, благодаря его неугасающему энтузиазму. Но, тем не менее, все не так, как он хотел: холод в глазах, плотно сжатые губы, чуть сбившееся, почти ровное дыхание, убивающее равнодушие, только иногда сменяющееся раздражением, когда Лави путается руками в волосах и стонет свое жалобное «Юууу». Книжник и сам не знает, чего он ждал от их связи, но теперь просто теряется в терзающих его душу сомнениях. И потом, глядя на спокойно одевающегося Канду, методично застегивающего пуговицы на плаще с абсолютно непроницаемым лицом, ему безумно хочется уткнуться в пропахшуюся лотосами подушку и выть во весь голос. *** Лави с ненавистью смотрит на готовых наброситься друг на друга Канду и Аллена. Ревность застилает кровавой пеленой глаза, и чувство вопиющей несправедливости накатывает волнами. Книжник не понимает, как удалось этому юному мальчишке за какую-то неделю полностью и целиком захватить внимание Канды? Как удалось ему, не прикладывая для этого особых усилий, сделать вечно отмороженного экзорциста настолько живым? И как зверь, мечущийся в клетке, Лави хочется разворотить все вокруг, потому что он не смог, у него не получилось... *** Жгучая ревность грызет изнутри, впивается зубами, ловя жар безысходности. Лави вновь сидит в своей комнате с открытыми окнами, сжавшись на кровати в комочек и прислонившись спиной к стене. Только теперь темнота переливается всеми оттенками красного, воздух кажется спертым, душным и очень горячим. Тело бьет озноб и Лави понимает, что это лихорадка. Но сейчас ему плевать. Плевать на все, кроме тонкого, едва ощутимого аромата лотоса. Лави не чувствует его, потому что нет в комнате человека, которому присущ этот запах. И как умирающий посреди оазиса, Книжник в полубреду выпутывается из-под влажного одеяла и нетвердой походкой направляется к двери. *** Ему открывают не сразу: заспанный Канда, скукожившийся без тепла одеяла, кажется таким трогательным и беззащитным, что Лави на секунду замирает и с улыбкой смотрит на это зрелище. Но уже в следующую секунду очухавшийся было Канда шипит на него, какого черта он приперся, и все сомнения улетучиваются вмиг. Книжник хватает раздраженного японца за край одетой кое-как рубашки и тянет на себя, грубо впиваясь в его губы поцелуем. Канда реагирует мгновенно: одной рукой упирается в грудь рыжего, а другую заносит для удара, но Лави перехватывает кулак и прижимает экзорциста к холодной стене. Японец извивается, пытается вырваться, но железная хватка и льнущее к нему тело не дает никакой возможности. Затуманенное ревностью сознание Лави сейчас не может адекватно оценить ситуацию, а сердце ноет, болит, ведомое жгучей злостью, и требует освобождения. Кажется, что Канда – это всего лишь наваждение, болезненная зависимость, от которой можно избавиться только таким способом. И он срывает с него одежду, рвет пуговицы на рубашке, сдирает штаны. Целует-кусает упругий живот, широкую грудь, нежную шею, тонкие губы. Канда все еще сопротивляется, но чужие руки вытворяют внизу что-то невероятное, и скоро мир для него тоже плывет кругами. Лави швыряет его на кровать, жалобно скрипевшую под весом японца. Книжник нависает над Кандой, глядя на него, как удав на кролика. А уже в следующую секунды накрывает своим телом, жарко целуя и царапая руками алебастровую кожу. Упивается своей властью над ним, своей местью. Проникает пальцами внутрь, по минимуму растягивая, подготавливая. Тяжелое дыхание, царапающее легкие, мучительное напряжение внизу живота и все никак непроходящая лихорадка. От сумасшедшего коктейля ощущений кружится голова. Лави вытаскивает пальцы и входит сам: быстро и грубо. Жар разливается по телу, вытесняя лихорадку, и теперь имеет значение только распростертый под ним Юу. Тихий стон Канды доносится до слуха как-то запоздало, и до Книжника не сразу доходит, что держать его запястья уже не нужно. Как только он отпускает его руки, тонкие пальцы сразу впиваются в плечи, притягивая ближе. А Лави ускоряет темп, сам жмется к Канде, будто в нем одном – жизнь. А потом рукой скользит вниз, мимо груди и живота японца, обхватывает его плоть ладонью и двигается в такт с толчками. Потом бездна, провал, свой глухой стон и чересчур громкой вздох Канды. *** Сознание медленно возвращается к нему вместе с какой-то тупой усталостью и пустотой. Лави кажется, что его очень сильно стукнули чем-то по голове. Он с ворчанием садится на кровати, но, повернув влево голову, упирается взглядом в Канду. Японец лежит на спине, весь в засосах и царапинах, смотрит в потолок. Лави становится не по себе. Воспоминания о том, что он натворил, впиваются в сердце, отзываясь острой болью. Хочется вцепиться руками в волосы и долго-долго кричать, что все произошедшее - неправда. Но Лави только испуганно косится на никак не реагирующего Юу, поспешно собирает вещи и молча уходит. Страшно. И больно. Почему? Ведь Канде сейчас должно быть гораздо больнее. Но... *** Опять холодные, давящие стены. Опять открытое окно, впускающее внутрь серебристый лунный свет. Опять холодная постель со смятыми простынями. Лави сидит в своей комнате и медленно сходит с ума от запаха лотоса - теперь он преследует Книжника постоянно. Кажется, что этот запах въелся в кожу, стал такой же неотъемлемой деталью, как и повязка на глазу. Возможно, Лави было бы на это плевать, если бы не воспоминания, которые порождает аромат. Как только он вспоминает о том, что натворил, внутри вспыхивает ненависть и отвращение к себе. Как? Как он мог так поступить?! Лави всегда отлично понимал, что он – человек из крови и плоти, со своими желаниями и недостатками, но не насильник. И теперь ему тошно. Тошно видеть свое отражение в зеркале, тошно каждый раз мысленно возвращаться к тому вечеру, тошно осознавать свою ошибку, тошно понимать, что теперь ничего не изменишь. Лави не может смыть с себя грязь, поэтому от безысходности сидит в своей комнате и занимается самокопанием. Он не позволит себе большего. Только медленно, час за часом вновь умирать в своих воспоминаниях... *** Едва слышные шаги и тихий стук в дверь. Лави плевать на внешние раздражители – он слишком занят самобичеванием, чтобы реагировать на такие мелочи. Щелчок отпираемого замка и скрип старых петель. Кто-то входит в темноту, где на кровати сидит страдающий Книжник. Садится рядом, берет в свою ладонь его руку. Лави слегка вздрагивает от ощущения тепла и усилившегося запаха лотоса. Всматривается в черты лица, размытые в сумраке комнаты, не веря, что это он пришел. Хватается за плечи, прижимается всем телом, зарывается носом в черные пряди. И обреченно кладет свою голову в изгиб между шеей и ключицей, как бы прося прощение за ту глупость, которую совершил. А Канда, вечно холодный и неприступный Канда, обнимает в ответ Лави и коротко целует в висок. В этот момент совесть и омерзение к себе куда-то уходят, оставляя место спокойствию и теплу. Вместе они справятся. Обязательно.