Название: Легкое дыхание рассвета Автор: Kaya~Child of The Mist Бета: eine kleine hexe Дневник автора: [здесь] Жанр: romance, POV Лави Предупреждение: любимое. Героев я так вижу, но для тех, кто так не видит и захочет указать мне это - ставлю ООС. В каком-то роде, возможно, и AU. Пэйринг: Лави/Канда Рейтинг: PG-13 Дисклеймер: мои только слова)) Размещено: с разрешения автора.

Для того, кем я являюсь, было непростительной ошибкой - пропустить момент, когда все пошло не так. Но это произошло. Когда? Когда я только попал сюда, в Орден? Нет. Я прекрасно знал, что мне делать. Всего лишь еще одна маска. Все, чтобы безукоризненно выполнить свою работу. Быть просто бесстрастным наблюдателем. Когда знакомился, улыбался, устраивался? Забавный, неунывающий, дружелюбный Лави. И, видя, какую реакцию вызываю, был вполне доволен тем, как я справляюсь со своими обязанностями. Но… в какой-то момент за обедом, во время очередной истории, так забавляющей Линали, подняв голову, я… натолкнулся на бесстрастный внимательный взгляд, обладатель которого, казалось бы, подозревал меня в чем-то, или даже не так… уже все заранее знал обо мне и об этом мире. Лишенный сомнений взгляд. То, чем я должен был бы обладать, чтобы стать достойным своего будущего. Вот с того самого случая, если задуматься, что бы я ни делал: взмахнув рукой, рисовал невиданные страны или рассказывал истории, которые не могли представить даже экзорсисты, смеялся вместе с Линали - всегда, краем глаза, боясь выпустить из поля зрения хоть на минуту, я следил за ним. За человеком, который комфортно существовал в возведенных им же рамках «необходимости-обязанности». То, что на этот раз почему-то так сложно давалось мне. И имя. Произнесенное вслух, с вызовом, фривольно-насмешливо – первый раз случайно, не придавая значения тому, что для него это недопустимая вольность. Потом ставшее намеренной провокацией. Не так уж ты и невозмутим, да, Юу? А потом дни, когда он уходил на рассвете, когда небо едва-едва светлеет, а сквозь тонкие порезы на черной набухшей плоти проступают розовые сочные полоски, становились все невыносимее. Пустота. И холод. На самом деле здесь, в каменной крепости – всегда холод. Но этот – другой. Изнутри выстуживающий. Он уходит. Один. Ему никто не нужен. Совершенному оружию любой бы стал досадной помехой. А я выскальзываю из комнаты, останавливаюсь за мраморным столбом, зябко ежась, и жду, когда хлопнет тяжелая дверь, после чего непременно будет секундная тишина, как будто Канда стоит, касаясь кончиками пальцев холодной деревянной поверхности. Потом я услышу стремительные, скользящие, почти беззвучные шаги и шелест плаща. Все. После этого можно возвращаться к себе и досыпать. Потому что и мне сегодня – уходить. Но я редко путешествую в одиночестве. Почти забываю, каково это – быть одному. И все острее желаю узнать, что значит быть – с ним. Я хочу записать его историю. Это не работа. И, возможно, бесстрастный, невозмутимый Канда решительного никакого значения не имеет для хроник этого мира. Но… Мой личный интерес. Которого у меня не должно быть. «» Умываюсь. Из зеркала на меня смотрит человек без возраста, со взъерошенными волосами и кривой усмешкой. Яркий. Настолько яркий, что не видно, настоящий ли. Надеваю форму. Выходим, когда бледное, выпуклое, как желток на глазунье, солнце хоть чуть-чуть, но успевает прогреть воздух. Шучу, улыбаюсь Линали, запоминаю кажущиеся незначительными другим мелочи. Эта девушка нравится мне. Временами рядом с ней я забываю, для чего существую. Впрочем, мне быстро напоминают. Мне хорошо здесь, в Ордене. Как никогда раньше я чувствую себя… дома, что ли? Вроде как успокаивающее, расслабляющее чувство родства. Которое мне не позволено. И тогда вдвойне мне не понятно, почему он добровольно отказывается от этой семьи, ограничивает себя? Всегда один. Смотрит на жизнь со стороны. Мне кажется, если бы я разгадал, что он такое, все стало бы проще. Ведь дело в этом, да? На самом деле я мог бы, с моими-то способностями, прочитать его историю. Но… Как же я чертовски противоречу себе! – не хочу так. Просто… одержимость какая-то? Думаю обо всем этом, продолжая шутить и рассказывать очередную историю, воодушевленный улыбкой Линали. От нее тепло. И можно идти вперед рядом сколько угодно, забывая о цели нашего пути. Словно мы просто выбрались прогуляться. Путешествовать по миру. Я ведь всегда так хотел. Попробовать эту жизнь на вкус. Но. Теперь у меня есть якорь. Который не позволяет удаляться. И я уже хочу. Вернуться. Занять свой наблюдательный пост. Снова – мимолетно встретиться взглядом с тем, другим – глядящим сквозь меня. И вновь назвать по имени. Чтобы черные зрачки сузились до пульсирующей точки, а взгляд – остановился бы на мне. Шипит, злится, вот-вот ударит. Но именно в этот момент я могу облегченно, радостно рассмеяться своим смехом, тем, что вне масок и ролей. Взъерошить ладонью пальцами и без того торчащие во все стороны волосы и пожать плечами: «ну чего ты опять бесишься?» Я - особенный. Единственный, кому принадлежит хоть малая толика твоих чувств. Возвращаемся. И как бы я не делал вид, что не тороплюсь, не волнуюсь и веду себя как обычно… Кого обманываю? Торопливо ем, принимаю душ, переодеваюсь и, когда дневная суета и шум затихают, а по каменным вымерзшим коридором бродит лишь тишина, замираю перед тяжелой запертой дверью. Ритуал своего рода. Минута и можно идти к себе. Но минута превращается в две, три, растягивается в «еще немного», а потом я просто сползаю вниз и усаживаюсь на каменный пол, прислонившись к холодной неровной стене. Мне не плохо и не хорошо. Просто – спокойно? Как будто часть невозмутимости хозяина этой комнаты струится ручейками из-под порога, растекается по плитам. Ну и, собственно, когда дверь бесшумно открывается, именно так, сидящим под дверью, меня и застает Канда. Я поднимаю голову и, как ни в чем ни бывало, улыбаюсь самой своей доброжелательной (как если бы мы встретились за завтраком, например) улыбкой: - Привет, Юу! Вижу, как сжимаются губы в тонкую ярко-розовую полоску. И именно в этот момент понимаю, что что-то не правильно и просто - не так. Потому что вид этого сомкнутого рта вызывает во мне приятную щекочущую дрожь, к которой я оказываюсь совсем не готов. Зябко повожу плечами. На Канде - брюки и расстегнутая рубашка. Скольжу взглядом вниз. А ноги – босые - тонкая кожа и трогательно поджатые пальцы. Облизываю пересохшие губы и вновь поднимаю взгляд, от греха подальше. Мне не нравится эта вдруг накатившая душная волна. Я уже жду привычного: «Я же сказал, не называй меня так», но вместо этого звучит негромкое, с совершенно спокойным интересом: - Сказать мне что-то хочешь? Да совсем нет. Нам с тобой вообще-то и вовсе не о чем говорить. Ничего общего. Два полюса - противоположных. Поэтому я качаю головой: - Нет. Но почему-то не двигаюсь с места. Жду. Когда меня пошлют далеко и надолго, наверное? Когда перед моим носом захлопнется дверь? Чего еще-то? Удивленно приподнимаю брови, когда слышу шуршание ткани по камню, скольжение, сменившееся тишиной. Только шум воды – дождь? и ровное, умиротворенное дыхание. Мне кажется, можно уловить даже биение сердец. Улыбаюсь этой нелепой, глупой мысли и чуть-чуть поворачиваю голову – Канда сидит на пороге комнаты, обхватив руками колени. Мне видно его острое плечо, длинные влажные, наверное, после душа, пряди, струящиеся по спине, и очертания позвонков под промокшей, прилипшей к коже тканью рубашки. Близко, так, что я чувствую запах – дождя? северного ветра? Что-то неуловимое, не поддающееся описанию, от чего снова дрожь проходит по телу. И я крепко сцепляю пальцы обеих рук, чтобы ненароком не потянуться к нему. - Войти не пригласишь? – наглею, да. Но отчего-то мне вдруг становится так хорошо. Улыбаюсь, уткнувшись подбородком в свои колени. Хорошо, что он меня не видит. Хотя и голос, наверняка, выдает с головой. Слышу короткое хмыканье и приглушенное, но совсем не злобное: - С чего бы это? И мы снова молчим. Слушаем дождь? Не знаю насчет него, а я вот - ни черта! Смотрю, на то, как он смешно поджимает пальцы ног, на почти прозрачную, гладкую кожу аккуратных узких стоп и думаю, сколько же Канде лет. Почему иногда со своей злостью, своим бесстрастным лицом, со своей уверенностью в выбранном пути он мне кажется мальчишкой, которого научили убивать, но забыли показать, что в мире есть не только смерть. И, наверное, мне просто хочется быть тем, кто разожмет пальцы, привыкшие держать лишь катану. Чувствую себя много-много старше. Усмехнувшись, поворачиваю голову. Даже сейчас длинные пальцы Юу бессистемно пробегают по холодным плитам, гладят камень, касаются подушечками, изучая – слепо, словно ищут что-то привычное, без чего Канда чувствует себя потерянным, неуверенным. Не знаю, зачем вдруг накрываю их своей ладонью, смеюсь над вполне ожидаемой реакцией – попыткой выдернуть руку из-под моей, после секундного замешательства (ты так предсказуем), но не выпускаю, только сжимаю сильнее. И сам вдруг застываю, понимая, что начинает кружиться голова. Лицо горит, словно опаленное огнем: и душно, и жарко, и невыносимо хорошо. Кожа теплая, несмотря на гуляющий по полу сквозняк. Не двигаюсь, и даже, наверное, не дышу, сосредоточившись на подрагивающих пальцах в моей ладони. Не спугнуть. Как птицу – ни больше ни меньше, держать так, чтобы не задушить и не позволить вырваться. Сердце частит, колотится, оглушая. Кажется, что бухает, отражаясь гулким эхом от стен и пола этого вымерзшего, безжизненного каменного мешка, становясь громче в сотни раз. Я… не понимаю. Зная так много об этом мире, просто не понимаю, какого черта мы сидим на холодном полу, сцепившись пальцами, словно намертво, и молчим. Совершенно потерян в этих новых странных ощущениях. И не сопротивляюсь, когда спустя - минуту? час? - влажные, горячие пальцы выскальзывают. Ветер хлещет мою раскрытую пустую ладонь. Слышу едва слышный сдавленный вздох и поднимаю глаза. Канда стоит, прислонившись лбом к косяку двери, и смотрит на меня снизу вверх, своими ничего не выражающими глазами. Медлит, но, наконец, отворачивается: - Спокойной ночи. И моё ответное тихое: «Спокойной ночи, Юу» разбивается уже о поверхность закрытой передо мной двери. А дальше дни снова становятся похожими друг на друга. Я шучу с Линали, улыбаюсь и рассказываю истории, учусь не забывать о том, кто я. Все так же, проходя мимо двери, замедляю шаг и еще до рассвета провожаю, прижавшись щекой к ледяной колонне, улыбаюсь – в пустоту, на счастье, чтобы вернулся. Никто больше не открывает дверь, когда я посреди ночи, мучаясь от бессонницы, выхожу в коридор. Я забываю о босом растерянном мальчишке с трогательно поджатыми пальцами и рассыпавшимися по плечам волосами, сидящем в тишине рядом со мной. Минутная слабость? Ты тоже знаешь, что такое одиночество? Так или иначе, к лучшему, что все вернулось на свои места. И, поднимая глаза во время завтрака от тарелки, я снова встречаю ледяной, прямой взгляд, словно бы что-то знающий обо мне. Сердце подпрыгивает и сжимается. Я улыбаюсь сквозь силу и с вызовом, провоцируя, бросаю: - Что, Юу? И почти совсем уже не помню, какие обманчиво хрупкие и теплые у тебя пальцы. Все становится безжизненно-правильно, так, как и должно быть в этом мире, идет в раз и навсегда заведенном порядке. Пока не наступает зима. И однажды утром, почти вбежав в кабинет Комуи, ежась от зябкого пробирающего до костей сквозняка, я слышу ласковое, хитрое: «Собирайся, Лави. Для вас с Кандой есть задание». Подавившись ставшими вдруг острыми, оледеневшими словами, стою, растеряно моргая. Понимаю, что на самом деле все это время - ждал. И, как бы ни было неправильно, недопустимо все происходящее, только от мысли о тепле дрожащих пальцев в моей ладони мне безудержно, по-настоящему хочется – улыбаться.